Книга
«Часовни Нарвы и Ивангорода»

Прогулка по Ливонии, Ф. Булгарина. Письмо 2-е. Нарва. Нарвский водопад, 1827 год

Прогулка по Ливонии, Ф. Булгарина.

Письмо 2-е

 

 Нарва, 19-го Мая.

     «... Сим кончится краткая, но кровавая История Нарвы. Последний удар сокрушил навсегда её могущество, и Нарва осталась поныне малолюдным и унылым городом.

   Приводя на память все горестные события, я печально проходил по тесным и пустым улицам города. Хотя погода была прекрасная, но я не встретил ни одного жителя, и только видел древние изваяния над дверями домов готической архитектуры. Преображенский Собор, Греко-Российского исповедания, был прежде завоевания Нарвы Лютеранской церковью. Наружность его не представляет ничего великолепного: это четвероугольное низкое здание с высокою башнею, построенною в самом фасаде. На деревянных хорах, на амвоне, и на больших стенных часах, равно как вокруг стен сохранились Немецкие надписи из Священного Писания. Под часами означен 1666 год. Амвон поддерживается деревянною фигурою резной работы. Царские двери, резной работы, украшены резными же изображениями Божией Матери и 12 Апостолов. Вокруг алтаря Ангелы держат подсвечники. Все сия украшения принадлежали древней Лютеранской церкви, и сохраняются как памятники великого события времён Петра Великого. Пол составлен из надгробных камней Шведских и Эстляндских дворян, с гербами и надписями на Немецком, Шведском и Латинском языках. Самое древнее надгробие принадлежит к половине 16-го века. Лютеранская церковь, находящаяся в нескольких шагах от русского Собора, почти такой же архитектуры. В ней замечательны органы отличной работы. Во время игры, два позолоченные Херувима ударяют в литавры. Пол также составлен из надгробных камней; но самый древний памятник не далее половины 17-го века. В городе находится ещё Финская церковь, которой я не осматривал. 

(Продолжение впредь.)

 

 Часть 2

 (Окончание.) 

   Обошед вокруг города, я возвратился в предместье, и осмотрел внутренность Иван-города. Здесь находится древняя Русская церковь, которой внутренности я не видал. Близ оной стоит ротонда, весьма хорошо сохранившаяся, отличной архитектуры, в Итальянском вкусе. Неизвестно, что было в ней, но вероятно Католическая или Лютеранская церковь, построенная Ливонскими рыцарями, во время обладания Иван-городом. Стены и башни вокруг обрушаются с внутренней стороны: время грызёт крыши на башнях и разгребает крепко спаянные утёсы. Тёмные подземелья, дышащие сыростью, заставляют угадывать о первоначальном их назначении, когда обычай повелевал отмщать на пленниках понесённый вред или оскорбление от неприятеля. В Иван-городе, кроме магазина и двух небольших казарм, нет никаких строений. Там, где некогда буйная рать воспламенялась жаждою кровавых боёв, ныне садят огородные овощи. Одно лучше и полезнее другого.

   В замке Вышгороде, напротив того, находятся большие казармы и жилища для чиновников; но древняя башня и её крыша уже начали спор с сокрушительным временем.

   Не знаю, весело ли жить в Нарве, но на меня навела грусть мрачными воспоминаниями битв и штурмов, тесными улицами, безмолвием и бездейственностью. Может быть, я попал туда в тихий час (в 11 часов утра); но в продолжение двух часов, я слышал в городе только отдалённый шум Наровы и звуки шагов моих. Всё это не мешает семейственному счастью, и в Нарве, под высокими черепичными крышками, вероятно, более семейных добродетелей, нежели в шумных, волнуемых страстями столицах. Может быть, это лучше для нравов, что здешние красавицы не ходят без надобности по улицам, которые, кажется, вымощены ревнивыми мужьями именно для того, чтоб отвадить от прогулки. Впрочем в домах здесь чрезвычайно чисто, и сквозь светлые окна выглядывает здоровье и довольство. Петербургский трактир на углу площади отличается чистотою и красивостью здания. Я весьма сожалею, что остановился на почтовом дворе, по незнанию местностей. Советую всем путешественникам останавливаться в трактирах, где лучше услуживают, лучше кормят и берут за всё вдвое дешевле, нежели на почтовых станциях.

 

Нарвский водопад, 19-го Мая 

   Река Нарова выходит из Чудского озера, и протекая по рубежу Ингерманландии, около 70 вёрст, впадает в Финский залив в 12 верстах от Нарвы. В двух верстах выше города русло реки опускается на 20 футов, и Нарва разделяясь на два рукава, низвергается быстро с каменных утёсов по обоим сторонам острова, и таким образом составляет два водопада, большой и малый. У самого водопада находится прекрасная мыза Iоаля или Юваля, принадлежащая Коммерции Советнику Венедикту Венедиктовичу Крамеру. На берегу построены пильныя и мукомольныя мельницы; в нескольких шагах ниже водопада стоит мост, по которому проезжают на остров, называемый по имени властителя Сутговым, где также пильныя мельницы. На противоположном берегу лежит суконная фабрика и строения, принадлежащие к мызе Iоаля. Вот такая краткая топография окрестностей водопада.

   При самом выезде за городские ворота, слышен шум водопада, увеличивающийся по мере приближения к оному. Прибыв к мызе Iоаля, я пошёл пешком на холм, лежащий на левую сторону дороги, где находится небольшая часовня и Русское кладбище. Отсюда я в первый раз взглянул на водопад, и несколько минут оставался в совершенном забвении. Какое величественное зрелище, и каким образом передать его моим читателям! Как назвать этот цвет воды, кипящей внизу и образующей над рекою радужное облако? Этого цвета нельзя сравнить ни с белизною света, ни с блестящим инеем, ни с лёгкою пеною. Я не могу выразить иначе видимой мною картины, как повторяя стихи Державина:

 

Алмазна сыплется гора

С высот четыремя скалами;

Жемчугу бездна и сребра,

Кипит внизу, бьёт вверх буграми;

От брызгов синий холм стоит,

Далеко рёв в лесу шумит.

 

   Вот картина водопада, списанная с натуры со всею точностью Поэта-Живописца! Нет, это не напыщенность слога, не преувеличение, не гипербола, не вымысел Поэзии, но истина. Кажется, будто видишь растопленное серебро, выброшенное на поверхность земли волканом, и брызжущее жемчугом и алмазами. Очарование столь сильно действует на воображение, что долго не хочется верить, чтобы вода, чистая вода в слиянии с солнечными лучами, могла производить столько блеску и раждать столько радужных цветов. Удивляясь водопаду и Державину, я невольно вспомнил о его подражателях, усиливавшихся стихами описать величие сего зрелища: Державину досталось серебро и бриллиянты, а подражателям – вода!

   В некоторых местах водопада, вода ниспадает зеркальною дугою, которая кажется неподвижною; но почти везде вода, разбиваясь о неровную покатость утёса, летит вниз серебряною струёю. У подножия сей природной стены, пересекающей реку, брыжжут зеркальные и пенистые фонтаны. В самом водопаде, вы видите только силу воды; далее видна быстрота ея течения. Волны как мысль скользят по поверхности утёсов и уносятся в море – в вечность! Ужасы природы располагают душу к смирению и к унылым ощущениям. Передо мною сверкал с рёвом водопад, вокруг меня разбросаны были могильные кресты. Сила природы и слабость человечества были у меня перед глазами; величие создания и ничтожество наших замыслов резкими чертами изображались на утёсах, разрываемых волнами и на надгробных камнях, исчерченных рукою человека. На кладбище, глядя на ревущий водопад, я повторял стихи Державина:

 

Не так ли время с неба льётся,

Кипит стремление страстей,

Честь блещет, слава раздаётся.

Мелькает счастье наших дней!

 

   Сильные впечатления утомляют душу, точно так же, как необыкновенный труд изнуряет тело. Я сошёл с кладбища и пошёл по мосту на остров.

   Близ самого водопада на козлах укреплены доски, каждая с выдавшимся концем, на котором смелый рыболов, держится одною силою тяготения, над смертию, и с острогом сторожит рыбу, которая снизу подходит к водопаду, извиваясь между камнями на светлом дне. Одно неправильное движение, одно неловкое наклонение – и рыболов низвергается на камни; но он ознакомлен с опасностью, и будучи сам на волос от смерти, истребляет другие существа, ищущия, подобно ему, пропитания. Смиримся пред законами Провидения!

   Я вошёл в пильную мельницу, и был почти оглушён удвоенным шумом колёс и от водопада. Промышленность из всего извлекает пользу, и люди заставили грозный водопад вертеть колёса мельницы! Работники все Русские: один из них отворил мне опускные двери в полу мельницы, и целый ад открылся подо мною. Стук, рёв, брызги, пена – я захлопнул дверь: голова у меня закружилась.

   Подивитесь Русской смелости: на пильной мельнице есть работник Иван, родом из Вологодской губернии, человек лет сорока, который, в угодность путешественникам, спускается в самый водопад и на четвереньках проползает чрез всю реку узкою тропою, между скалою и низвергающеюся водою. Он говорит, что этот путь неопасен, что под водою светло, но что место слишком тесно и скользко, и потому, если бревно нанесётся водою, тогда можно быть раздавленным. Я посмотрел на шест, по которому Иван спускается в подводный путь, но не хотел испытывать его мужества. Я бы во всю жизнь не простил себя, если б, для удовлетворения пустого любопытства, был причиною погибели человека.

   С полным сердцем и смешанными мыслями, я возвратился на почтовую станцию. Хотел писать и не мог. Завтра еду в Дерпт, и с дороги напишу о Нарве.»

 

 

Источник: газета «Северная пчела», № 66 (2-го июня), № 67 (4-го июня), 1827 г., СПб..

 

 

 

Все разделы