Н. Лукьянович, «Отрывок из походных записок русского офицера.», 1831 год.

Книга
«Часовни Нарвы и Ивангорода»

Отрывок из походных записок русского офицера - 1831 год.

 

Отрывокъ изъ походныхъ записокъ
русскаго офицера.

   «Отъ Нарвы панорама для глазъ путеше­ственника совершенно перемъняется: жилища, одежда, языкъ, даже физіономія лицъ, все другое, не Руское; словомъ, эдъсь начи­нается древняя Ливонія. Одежду Эстонцевъ составляетъ, бурый кафтанъ, застегнутый кругленькими оловяными пуговичками и под­поясанный ремнемъ, а обувь башмаки изъ сырой кожи, ремнемъ, на подобіе Греческихъ сандалій, къ ногъ прикръпленные; они безъ подошвы. — Деревень по большой дорогъ во­все нътъ, но верстъ б, 7 или 8 въ сторону, и то разбросаны, гдъ одна, гдъ две избы; за то прекрасныя каменныя корчмы съ нъ­сколькими отдъленіями жилыхъ покоевъ и просторными сараями — встръчаются чрезъ каждыя двъ версты. — Избы Эстонцевъ, похожія наружностью на Русское гумно, раздъляются на двъ половины; въ одной моло­тятъ хлебъ, а въ другой живутъ сами, вмъстъ съ домашними животными и пти­цами; одно только отверстіе въ стънъ служитъ для выпусканія дыму. Въ избахъ такъ темно, что лучина не погасаетъ во весь день. — Хлеба они очень мало употребляютъ, но бросаютъ въ большой котелъ капусту, горохъ, картофель и муку, все это варятъ вмъстъ и этотъ чудный винегретъ служитъ имъ пищею. Вообще Эстонцы чрезвычайно закоренълы въ предразсудкахъ и нечисто­плотны въ своемъ домашнемъ быту. Если-бы кого нибудь изъ Петербургскихъ домосъдовъ, не бывшихъ нигдъ далъе Парголова, по мановенiю какой нибудь Волшебницы, перенести вдругъ въ хижину Эстонца: то онъ скоръе бы подумалъ, что находится въ Адскомъ вертепъ, нежели въ жилищъ человъческомъ. Не думайте однакоже, чтобъ причиною этого была ихъ бъдность; напротивъ. Мнъ говорили, что одинъ добрый Помъщикъ, пекущійся о благъ своихъ крестьянъ, вздумалъ было въ избахъ сдълать тру­бы и окна; что-же бы вы думали: кресть­яне были этимъ довольны? Эти дикари сло­мали трубы, эадълали окна и начали постарому коптъться въ дыму и сажъ! — Здъсь во­все не понимаютъ Русскаго языка и на всъ вопросы Эстонецъ только вамъ отвъчаетъ: Эймойста, Эймойста (не знаю!)! и потому мы должны были составить словарь Чухонскаго языка и небольшіе разговоры: о цънъ овса, съна, говядины, и проч. и проч.; ихъ имълъ при себъ почти каждый Офицеръ.

   Послъ курныхь, нечистыхъ Эстонскихъ жилищъ, съ какимъ неизъяснимымъ наслажденіемъ вступили мы въ прекрасное село Чер­ную деревню, населенное Русскими. Эта де­ревня, между Чухонскими разбросанными ла­чугами — подобно оазису среди песчаныхъ Аравійскихъ степей, являлась взорамъ путеше­ственника. Черная дeрeвня лежитъ на самомъ берегу Чудскаго озера, и такъ какъ она окружена одними песками и болотами, то му­жики вовсе не занимаются хлъбопашествомъ; единственный ихъ промыселъ — рыбная лов­ля; часть оной отправляютъ они въ Петербургъ, а другую промъниваютъ Чухонцамъ на хлъбь и водку.

   До сихъ поръ погода намъ благопріятствуетъ, морозовъ почти вовсе нътъ и мы идемъ, такъ сказать припъваючи; но третьяго дня сдълалась оттепель, наконецъ пошелъ сильный дождь, который мочитъ насъ, вотъ уже вторые сутки; отъ этаго санная дорога очена попортилась. — Болъе писать не успъваю; завтра въ 6 часовъ мы выступаемъ. Прощайте до Дерпта; чрезъ три дня мы увидимъ сей городъ, славный своимъ Университетомъ.

 

                                                                                                   Н. Л — чь.

 

 С. Черная деревня.
         29 Генваря
         1831 года.»

 

 

Источник:  «Литературные прибавления к Русскому Инвалиду», № 27, 1831 год, СПб., стр. 210-211.

 

 

 

Все разделы